Что скрывает снег - Юлия Михалева

– Убегла Павлина-то, – в недоумении развела руками Марья.

***

В предутренний час долгожданный звонок раздался.

Он совершенно утратил важность, однако Миллер приложил трубку к уху и терпеливо выслушал извинения далекого собеседника.

– Но сейчас, когда этот вопрос улажен, мы немедленно приступаем к отгрузке! Уверяю вас, господин Миллер: он отправится к вам первым же пароходом, без каких-либо дальнейших отлагательств и промедлений!

– Благодарю вас, – кратко ответил архитектор и повесил трубку на рычаг.

К именинам Шурочки он готовил восхитительный сюрприз. Такого не имелось еще ни у кого в городе. Да что там, сам Романов – уж на что новатор – только ахнул бы при его виде.

Но какой в том толк, если дочь пропала? Без следа исчезла из-за запертых дверей?

Матвей клялся и ел снег, утверждая, что не снимал запора до самого возвращения Миллера. Заподозрить в чем-то Марусю оснований тем более не имелось. Окна и двери оставались плотно запертыми. Но, тем не менее, Шурочки не было. Она как будто растворилась в воздухе.

Обследовав комнату дочери, Миллер не досчитался некоторых ее вещей. Однако не обнаружил ни следа записки, которая указала бы на добровольность ее действий. Выходит, Шурочку похитили?

И теперь оставалось только надеяться… На что?

Поднявшись с кресла, Миллер снова направился туда, где еще совсем недавно ежедневно протекала жизнь его дочери. Проходя мимо своего ящика с инструментами, он на миг задержался и поднял стамеску.

Всю жизнь он свято уважал право Шурочки на личные тайны, и вот в итоге к чему это привело.

Войдя к дочери, Миллер направился к запертому столу. Приладив инструмент, ловко выломил угол ящика. Как и ожидалось, на пол посыпались письма – девчачьи, перевязанные ленточками для волос. В носу защипало.

Архитектор стал перебирать конверты, поочередно откладывая в сторону. Пока он не станет читать все подряд, а ограничится лишь тем, что может отвечать его подозрениям.

Поиски оказались недолгими. Вот и письма от мужчины.

Но как такое может быть? Для чего она скрыла? Почему сразу же не призналась? Это настолько нелепо, что просто не может быть правдой!

Однако, как бы Миллер не отказывался верить, связь явно существовала. Более того, с каждой строчкой Миллер утрачивал надежду на то, что она оставалась платонической.

«Не тревожь свое сердце, ведь вскоре мы окажемся вместе – уже навсегда, и тот вопрос, о котором ты пишешь, перестанет быть для тебя затруднением», – говорилось в последнем письме, окончательно уничтожая Миллера.

Неужели его малышка, его Шурочка носила незаконное дитя? И в тайне от своего отца планировала побег?

Но нет, ничего не сходится! Она никак не могла уйти к покойнику.

Вернувшаяся из управы Маруся отвлекла Миллера от сумбурных соображений:

– Лександр Степаныч, я сразу запамятовала сказать: господина полицмейстера-то тоже нашли. В лесу! Убивцы его там бросили.

Миллер усмехнулся. Он бы мог кое-что об этом поведать – только к чему? Для чего упрощать задачу тех, кто до сих пор не нашел его дочь?

***

Опустевший без ребенка дом напоминал потухшее кострище. Холод, переплетаясь со стенаниями Елизаветы, пронизывал стены. Супруга все время или горько плакала, или спала, приняв свое лекарство.

Надежды на то, что сынишку выйдет сыскать живым, гасли с каждой минутой. Однако Елизавета категорически отказывалась слышать об этом.

– Его похитили! – кричала она.

Романов в такую возможность не слишком верил. Но предпочел бы, чтобы полиция все же нашла тело мальчика. Они бы похоронили его по-христиански, оплакали… И продолжили путь. А куда деваться?

Когда-то, в сердцах, инженер заявил, что не переживет такого во второй раз. Надо было держать язык в узде и не кликать беду.

Романов физически не мог находиться дома, но и в конторе не удавалось войти в работу, ранее всегда врачевавшую от душевной боли. Инженер отложил и лопнувший водопровод, и непочиненные фонари, и просто сидел, уставившись в стену, когда его вдруг попросили об услуге. Требовалось просмотреть расчеты Вагнера прежде, чем включать их в общий отчет по строительству железной дороги в высочайшую канцелярию.

– Там все давно уже готово, еще по осени. Требуется лишь на всякий случай просмотреть, дабы ошибочка какая не прокралась. Сам-то он не успел переписать набело перед отъездом.

Романов охотно принялся за дело: прямолинейные числа неизменно помогали отбросить из головы лишнее. Справились они со своей задачей и нынче. Всего лишь через час Романов замер, пораженный. Его глаза снова загорелись, движения пера по бумаге ускорились. В этот момент он больше не думал о домашней трагедии.

Не спеша с выводами, он полностью проверил все страницы до конца, затем попросил принести отчеты с других участков.

Романов с головой ушел в хитросплетения численных символов, перепроверив все с самого начала еще раз, и еще. К наступлению ночи он просчитал смету Вагнера четырежды, и лишь потом отложил перо и откинулся в кресле.

Он не ошибся: ровные колонки букв и цифр, выведенные мелким, но разборчивым почерком с редким уклоном влево, хранили чужой секрет. Тщательно продуманный и рассчитанный, грамотно и надежно укрытый, совсем незаметный при поверхностном взгляде – и при этом решительно беззаконный.

Числа говорили о людях – и при том столь хорошо знакомых Романову.

Было, над чем задуматься.

VI. Петляющие следы

Деникин сделал большой глоток из волшебного пузырька доктора. Какая жалость, что он уже подходил к концу.

Помощник полицмейстера обессилел. Он окончательно утратил счет времени, и вряд ли смог бы ответить, день за окном или дело к ночи.

Цербер Петр, недобрый ординарец генерал-губернатора, с чистой душой отправился восвояси. Как-никак, он выполнил повеление хозяина – отыскал полицмейстера. А о том, чтобы вдаваться в детали, наказа не было.

Почтовый курьер (дрожавший, как лист) вместе с ямщиком убыли в дешевые номера, спеша забыться в тепле дневным сном. Показав место, где нашли полицмейстера, малые окончили свое дело, и теперь могли позволить себе ни о чем не думать.

В свою мазанку на околице вернулся и водовоз, прикативший в тележке недобрый груз – окровавленное женское тело. Он поднял его из снега на опушке леса, куда пришел нарубить дров для растопки. Прислуга архитектора, пришедшая в управу спросить о его дочери, увидела тело первой – и с ужасом узнала в нем супругу капитана Вагнера.

Глядя на синюшные, окаменевшие лица, одно из которых Деникину было так хорошо знакомо, помощник убитого ощутил панический страх безысходности.

– Ершов, это все вы накликали! Вы намедни так жаждали трупов – вот и получайте.

– Ничего подобного, Деникин. Я выразил надежду на то, что все пропавшие жители вернутся к нам в полном здравии. Это обратно тому, что вы мне сейчас приписываете.

– И что же нам с ними делать?

Нынче просители уже разошлись, унося с собой шум и гвалт. Тишину управы нарушал лишь ревущий храп спящего околоточного Сомова.

Больше ничего не мешало Деникину, наконец, отправиться домой и тоже вздремнуть.

Конец ознакомительного фрагмента.